История любви Ивана Мазепы и Матрены Кочубей
Была осень 1704 года, шла Северная война. Гетман Иван Мазепа вернулся из очередного похода в свою резиденцию в Батурине. Компания прошла удачно. Мазепа по приказу Петра арестовал своего давнего соперника Палия, предводителя правобережного казачества. Хотя это было сделано под видом исполнения требований Августа II, союзника Петра, но на деле под контроль гетмана теперь перешла большая часть Правобережья, которую никто возвращать полякам не спешил.
Это был огромный успех для Гетманщины, которая после долгих десятилетий Руины опять обрела границы времен Богдана Хмельницкого. Мазепе к тому времени исполнилось 65 лет. Казацкая старшина встречала гетмана с восторгом. И сам он, как умный политик и зрелый человек, не мог не осознавать величие происходивших событий.
В Батурине Мазепа чаще всего жил не в своей официальной резиденции, «дворце», располагавшемся в замке города, а в имении Гончарихе, в двух километрах южнее города. Имение было обширным. Гетман строил его с привлечением итальянских архитекторов. Большой каменный трехэтажный дворец в стиле западного барокко позволял принимать всю старшину. Именно там размещалась библиотека Мазепы и коллекция западноевропейской живописи. Также были построены деревянная церковь, деревянные стены с бастионами и земляные укрепления со рвом, ограждавшие территорию «собственного сада» почти в 9 га, разбитого по приказу Мазепы. А дальше имение переходило в обширный парк с дубравой, простиравшийся еще на 40 гектаров.
Соседом Мазепы был Василий Кочубей — богатый и влиятельный казак, сперва генеральный писарь, а затем генеральный судья. Ему досталось бывшее здание генерального суда, которое Кочубей превратил в свою резиденцию и поселился там вместе со своей семьей (у А.С. Пушкина они жили в Полтаве). От дома начинался парк Кочубея в 130 десятин. Дубовая аллея вела прямо от дома в глубину парка, туда, где он соединялся с парком Мазепы.
Осенью 1704 г. Мазепа не раз бывал в доме своего кума и соседа. Отношения их, с виду самые радушные и приятельские, на самом деле были далеко не простыми. Оба они в свое время служили на Правобережье, у гетмана Петра Дорошенко. В 1676 г. Мазепа попал в плен и был силой доставлен на Левобережье, а Кочубей, наоборот, добровольно покинул Дорошенко. В 1687 г. Кочубей, бывший уже тогда генеральным писарем, выступил инициатором доноса на гетмана И. Самойловича, рассчитывая на гетманскую булаву. Его надежды не оправдались: В. В. Голицын рекомендовал старшине избрать И. Мазепу. Несмотря на щедрые пожалования, которые Мазепа получил для Кочубея в Москве, генеральный писарь затаил злобу.
Значительно позже, в 1708 году, когда шло «дело Кочубея», Мазепа писал А.Д. Меншикову:
«Кочубей исконный мой есть враг, который от начала моего хлопотливого гетманства всегда был мне противный и разные подо мною рвы копал, советуясь непрестанно с враждебниками моими, которые иные уже давно, а иные в недавнем времене поумирали и исчезли. Писал он на меня пасквильные подметные письма, а будучи писарем генеральным, имеючи у себя печать войсковую и подписываясь за меня часто, так как я из-за хирогрической болезни не всегда могу подписывать письма и уневерсалы, издал ложные некоторые, именем моим рукой его подписанные и под печатью войсковою. За такое преступление велел я его за крепкий караул взять. Потом и во второй раз он же Кочубей по приказу моему взят же был за караул в тот самый час, когда близкий его родственник проклятый Петрик передался до орды Крымской и великий мятеж в народе малороссийском учинил».
Эти строки приоткрывают завесу над долгими годами жесткого соперничества за власть, которое обе стороны до поры до времени старательно скрывали.
Они даже породнились. Одна из дочерей Кочубея, Ганна, была замужем за Иваном Обидовским, любимым племянником гетмана, которого пророчили в его преемники. Правда, к 1704 г. Обидовский уже погиб на полях Северной войны. Младшая дочь Кочубея была крестницей Ивана Степановича и к моменту описываемых событий была ещё очень юной — Мотре исполнилось 16 лет.
В 1702 г. у Мазепы умерла жена, тихая и незаметная Ганна Фридрикевич (в девичестве — Половец; Мазепа женился в 30 лет на вдове). Хотя она не играла никакой заметной роли в Гетманщине, никогда не упоминалась в описании официальных церемоний, но тем не менее гетман, славившийся популярностью у женского пола, хранил ей верность. По крайне мере, никаких фактов романов Мазепы при жизни его жены историками не обнаружено. Теперь положение в корне изменилось: гетман стал вдовцом и завидным женихом — богатый, влиятельный государь огромного края, чувствовавший подъем жизненных сил и воодушевление от достигнутого. Дряхлым стариком в свои 65 лет Мазепа отнюдь не был.
Французский посол Жан Балюз, побывавший в Батурине как раз в месяцы, когда развивался роман с Мотрей, оставил следующее описание гетмана: «Взгляд у него суровый, глаза блестящие, руки тонкие и белые, как у женщины, хотя тело его сильней, чем тело немецкого рейтара, и он прекрасный наездник».
Такое сочетание мужской силы, железной воли, ясного ума, безмерной власти, богатства с легкостью покорило Мотрю. К тому же Кочубеевна была девушкой образованной, разбирающейся в литературе (одним из подарков гетмана к ней станет «книжечка»), так что эрудиция, начитанность Мазепы тоже оказали свое воздействие. Наконец, еще один фактор, который представляется очень важным: все говорит о том, что Иван Степанович был искренне влюблен. А страсть со стороны столь выдающегося человека не могла не льстить самолюбию девушки. К тому же ухаживал он очень красиво.
Сохранившиеся письма Мазепы к Мотре, его переписка с Кочубеем позволяют весьма подробно восстановить события, разыгравшиеся в Батурине в конце 1704 года.
Между гетманом и девушкой вспыхнул роман. Предания, сохранившиеся в Батурине, рассказывают про старинный дуб на аллее, соединявшей имения Кочубея и Мазепы (в народе она и сейчас именуется «аллеей кохання»), в дупле которого влюбленные прятали тайную переписку.
Помимо большой разницы в возрасте ситуацию усложняло то, что Мотря была крестницей Ивана Степановича и, по церковным канонам, они не могли пожениться. Правда, для всемогущего Мазепы, крупнейшего церковного мецената и личного друга украинской и русской духовной иерархии (и Стефан Яворский, и Феофан Прокопович во многом были именно ему обязаны своей карьерой), это была решаемая проблема. Другой, не решаемой, оказалась позиция родителей Мотри, которые категорически отказались давать свое благословение.
Роковую роль здесь играла Любовь Кочубей, женщина с сильным характером, имя которой не раз упоминается в источниках в связи с конфликтами. Любовь была дочерью старого полтавского полковника Жученко, с детства привыкла к власти, чтобы все подчинялись ее воле. Но Мотря стояла на своем. Любовь (Мазепа в своих письмах именует ее мучительницей, за тиранское обхождение с дочкой) третировала Мотрю, по некоторым свидетельствам, даже била. И все закончилось тем, что в один вечер девушка убежала к гетману.
Сколько она пробыла у Мазепы — неизвестно, но вскоре он отослал ее обратно к родителям в сопровождении стрелецкого полковника Григория Анненкова. Прощаясь в «покое мурованном», Мотря поклялась, «что хоть так, хоть этак будет, но любовь наша не изменится». Мазепа подарил возлюбленной брильянтовый перстень, «лучше и дороже которого у меня не имеется». Гетман целовал «беленькие ручки» и уверял, что «если жив буду, то тебя не забуду».
Мотря была недовольна решением Мазепы отправить ее обратно домой. Тот объяснял, что, во-первых, Кочубеи «по всему свету объявили, что я взял у них дочку ночью силой и держу у себя вместо наложницы». Во-вторых, гетман откровенно признавался, что если бы Мотря оставалась у него в доме, «я бы не смог никоим образом выдержать, да и Ваша милость тоже. Стали бы мы с тобой жить так, как супружество велит». Следовательно, речь шла все-таки о любви, а не о вспышке страсти или желании плотских утех у человека, который имел огромную власть и распоряжался судьбами десятков тысяч соотечественников. Многие из современных ученых считают, что любовь Мотри и Ивана Мазепы была чистой и между влюбленными так и не произошло физической близости.
Несмотря на всю силу любовного влечения («Моя сердечно любимая, наймилейшая, наилюбезнейшая Мотроненько!.. Сама знаешь, как я сердечно, страстно люблю Вашу милость. Еще никого на свете я не любил так»), Мазепа поступил благородно.
Пожалуй, самое яркое художественное изображение этого эпизода представлено в опере «Мазепа» П.И. Чайковского. Но то, что происходило на самом деле, было ничуть не менее драматично. Кочубей написал гетману письмо, заявляя, что предпочел бы смерть, чем постигший его позор. («О! горе мне мизерному и от всех оплеванному»). Он вопил, что «надежды о дочери моей, будущей моей утехе, обернулась в плач», что его покрывает «горький срам и поношение» и он не может смотреть в лица людские.
В ответ Мазепа теперь тоже не стеснялся. Он писал, что единственная причина печали — это жена Василия Кочубея. Что следовало бы на нее наложить хорошую узду (и мундштук), как кладут на кобыл. Сравнивал Мотрю со святой Варварой, которая тоже бежала от тиранства отца в овчарню. Советовал вырвать из сердца бунтарский дух, навеянный женщиной. И с возмущением спрашивал, о каком блуде может идти речь? Впервые за все свое гетманство Мазепа открыто писал Кочубею, что шестнадцать лет прощал и закрывал глаза на многие его большие «смерти достойные» проступки. Речь шла о восстании Петрика и других интригах, в которых принимал участие генеральный судья, «однако ничего хорошего, как вижу, ни терпеливость, ни доброта моя не могли сделать».
Гетман пылал жаждой мести («знал бы я, как врагам отомстить»), но Мотря запретила ему это делать. Некоторое время они еще переписывались (в течение декабря 1704 года). Сохранились 12 писем Мазепы к Матрёне. Гетман посылал девушке книгу, брильянтовое колье. Посредниками в их переговорах были некая Милашка и Демьян. Мазепа советовал Мотре, от которой отвернулись все ее родные, идти в монастырь, «а я буду знать, что тогда с вашей милостью делать». Мотря сходила с ума, как писал сам Кочубей, «плевала» на отца и мать.
Не меньше мучился и Мазепа («Сердечно от того болею, что... не могу очей твоих и личика беленького видеть»). К этому времени, видимо, относится одна из двух дошедших до наших дней дум, написанных Мазепой. Гетман обладал серьезным литературным даром (об этом можно судить как по его любовным письмам, так и по думе «Всі покою щиро прагнуть»), который отмечал еще А.С. Пушкин.
Долгое время считалось, что других образцов творчества Мазепы не сохранилось. И только когда был введен в научный оборот «батуринский архив», вывезенный в 1708 г. А.Д. Меншиковым, среди уцелевших материалов была обнаружена дума «Старик с телом беседует», на которой имеется помета, что она была написана рукой гетмана. Хотя дума уцелела только в русском переводе (в оригинале она была на польском), она представляет собой уникальный образец творчества Мазепы и дает представление о тех чувствах, которые он испытывал в связи с романом с Мотрей. В своей думе Мазепа рассуждал о седых волосах и молодых желаниях тела, о плотских утехах и мучениях ада.
Почему же так категорически были настроены Кочубеи? Некоторые историки склонны объяснять бескомпромиссную позицию Любови Кочубей тем, что у нее якобы самой был роман с Мазепой. Еще более фантастичным представляется объяснение, что Кочубеи знали о тайных замыслах Мазепы и боялись за судьбу своей дочери.
Ни одному историку не удалось найти ни единого документа, который говорил было том, что у гетмана до 1706 г. имелись «замыслы будущей измены». И совершенно невозможно представить Кочубея и его истеричную супругу в роли тонких прагматиков, просчитывающих замыслы гетмана на долгие годы вперед. К тому же Мазепа был очень немолод, и спокойно мог умереть, оставив их дочери огромные богатства.
Существует и более правдоподобное объяснение. Любовь Кочубей руководила своим мужем и наверняка подстрекала его в амбициях на булаву. Много лет Кочубей вел интриги, стараясь свалить своего давнего соперника и занять его место. Любовь уже не раз представляла себя в роли гетманши и теперь не могла смириться с мыслью, что это место займет вместо нее ее дочь. Кочубей, распаленный женой, считал себя оскорбленным прежде всего тем, что гетман дал ему почувствовать свою власть. Возвращая Мотрю, полковник Анненков, начальник стрельцов из охраны гетмана, якобы заявил Кочубею: «Не только дочь может гетман взять, но и жену твою отнять у тебя может».
Роман с Мотрей зачастую считается преддверием и причиной доноса Кочубея. Между тем эти события разделяло более двух с половиной лет, весьма драматичных для судеб Украины и России, а личные трагедии отступили на второй план. Мотря за это время успела выйти замуж за сына генерального судьи Василия Чуйкевича — Семёна (а не за самого Василия, как иногда ошибочно утверждают). Новый избранник Мотри на момент бракосочетания не имел влиятельной должности, но хорошо разбирался в литературе, владел несколькими языками. Он был высокообразованным человеком своего времени. Семен Чуйкевич управлял с 1728 года вместе со Степаном Тарновским генеральной канцелярией, был назначен в числе «искусных и знатных персон» для перевода «правных книг». В 1730 году по выбору старшин Нежинского полка он становится полковым судьей.
Существуют разные версии дальнейшего жизненного пути Мотри Кочубей после ее отношений с гетманом. Украинский историк Наталья Яковенко утверждает, что «в 1707 г., отдав дочь за одного из казацких старшин, Чуйкевича (со временем Мотря вместе с мужем будет сослана в Сибирь, а по возвращении пострижется в монахини), Кочубей послал царю донос» (Нарис історії середньовічної і ранньомодерної України. — Київ, 2005. — С. 403). Эту версию поддержала и российская исследовательница истории Украины Татьяна Таирова-Яковлева: «Роман с Мотрей, почему-то, как аксиома, считается преддверием и причиной доноса Кочубея. Между тем эти события разделяло более двух с половиной лет, весьма драматичных для судеб Украины и России. Мотря за это время успела выйти замуж за близкого Мазепе человека — генерального судью Василия Чуйкевича. Он был не просто старшиной, но бывшим дворским Ивана Степановича, возведенным им сперва в звание регента генеральной войсковой канцелярии, а потом уже генерального судьи. Кстати, Чуйкевич не покинет гетмана вплоть до Полтавской битвы. Так что причиной казни своего отца Мотря ни в коем случае не была. И разум от горя она не теряла, а наоборот — разделила судьбу своего мужа и была отправлена Петром в 1710 году в Сибирь (несмотря на «реабилитацию» своего отца), где, по-видимому, и умерла» (Мазепа. — Москва, 2007. — С. 165). По другим данным, Мотря приняла монашеский постриг, стала игуменьей Нежинского женского монастыря и там после тяжелой болезни умерла в январе 1736 года, а в 1738 году Семен Чуйкевич женился на вдове роменского мещанина Христине.
По еще одной версии, Мотря была монахиней Пушкарёвского Вознесенского монатыря (под Полтавой). В апреле 2009 г. в Полтаве у стен Вознесенской церкви, принадлежащей УПЦ Московского патриархата, была создана условная, символическая могила Мотри Кочубеевны.
https://7lafa.com/answer/47411