Сергей Муравьев-Апостол
Попробуем воспроизвести путь нашего героя через короткие моментальные снимки — «вспышки», важные для его жизни.
ВСПЫШКА ПЕРВАЯ
Лето 1809 года. Семья знатного российского чиновника в имперском Министерстве иностранных дел, бывшего посла Александра І в Париже и Мадриде, премьерского майора, обер-церемониймейстера Ивана Матвея Муравьева-Апостола (конкретно: жена Анна Семеновна, сыновья Матвей и наш герой, которые только что овладели на необходимом уровне русским языком, потому что родным во времена обучения в Париже был французской, их дочки; Матвею 16 лет, Сергею 13) возвращается из столицы Франции в Петербург — отец семейства попал в немилость к царю и был отозван с должности посла, ждал жену и детей в Москве. Экипаж достиг границ Российской империи. Вот как вспоминал 80-летний Матвей Муравьев-Апостол, брат нашего героя, через 64 года то, что случилось потом: «На границе Пруссии с Россией я и мой брат Сергей, увидев казаков, которые несли службу, стремительно выбежали из кареты и принялись их обнимать. Продолжив свой путь дальше, уже на российской земле, мы с братом услышали от нашей мамы слова, которые глубоко запали нам в сердце, — я никогда не забуду их. «Я очень рада, что длительное пребывание за рубежом не охладило ваших чувств к Отчизне; но готовьтесь, дети, я должна вам сообщить ужасную весть; вы найдете то, чего и не знаете: в России вы найдете рабов!». И дальше старший брат казненного декабриста и сам декабрист (познал николаевскую каторгу и ссылку) Матвей Муравьев-Апостол пишет так: «Действительно, нужно поклониться такой женщине-матери, которая до 15-летнего возраста своих детей ни разу не упоминала о рабах, потому что боялась ядовитого влияния такой информации на детей» (крепостное рабство во Франции, откуда ехали подростки, было отменено революцией 1789 года; в России просуществовало до 1861 года). Заметим при случае, что мама мальчиков, если ее слова были именно такими, нарушила указ, изданный еще Екатериной ІІ и подтвержденный ее внуком Александром І: запрещено употреблять слово «раб» при характеристике любого подданного империи (указ 1767 г.); после чего исчезают из обихода канцелярские обороты наподобие «просит раб твой», «бьет челом раб», такие привычные для Московского государства — но не исчезает само рабство!
И вот что важно: такой момент может быть очень быстро забыт, а может запечатлеться в памяти навсегда. Юный Сергей имел возможность вскоре убедиться, что Анна Семеновна сказала детям чистую правду...
ВСПЫШКА ВТОРАЯ
В 12 лет наш герой еще, бывало, мог в Париже играть в куклы со своими сестрами (полушутя, конечно). А в 16 этот юноша, имевший, по отзывам французских профессоров, незаурядные математические способности, в сочетании с пылким романтическим характером (был блестяще образован, знал пять языков) — взял в руки оружие. Началась война 1812 года с Наполеоном. Принимал участие в «баталиях» при Бородино, Тарутино, Малоярославце, Красном, Березино, впоследствии — при Кульме, в «битве народов» под Лейпцигом (брат Матвей пишет о нем отцу: «Под Лейпцигом Сергей дрался вместе со своим батальоном, из 1000 солдат в живых осталось 418, старые ветераны такого никогда не видели, но он остался жив и невредим, хоть с полудня до ночи четвертого октября находился под ожесточенным обстрелом» (юноше Сергею — всего 17; еще за год до этого, в 1812 г., он награждается золотой шпагой с надписью «За храбрость», получает офицерское звание поручителя гвардии и орден Анны 3-й степени). Завершил участие в военных действиях Сергей уже в Париже, весной 1814-го, в дни отречения Наполеона от власти.
ВСПЫШКА ТРЕТЬЯ
1817—1820 годы. Гвардейский офицер Сергей Муравьев-Апостол служил в знаменитом Семеновском полку (единственном в тогдашней имперской армии, где не практиковались — не только были запрещены юридически, но их использование считалось морально позорным — телесные наказания). 80-летний Матвей Муравьев-Апостол вспоминал: «Когда полк пришел осенью 1820-го на учебу на «манеж», людям, как всегда, сказали построиться, потом началось обучение приемам обращения с ружьем. Полковник Леонтий Гурко, будущий генерал, тем временем заметил, что один из солдат не достаточно быстро отвел руки от ружья, делая «на караул», и приказал ему выйти перед батальоном и подготовиться к телесному наказанию шпицрутенами. Брат мой Сергей вынул шпагу, подошел к Гурко, сказал, что солдат, выведенный из фронта, числится в его роте, поведение его полностью безукоризненное и никогда ни за что он не был наказан. Не даст его он наказать и сейчас. Гурко так растерялся, что начал говорить с братом перед фронтом на французском языке. И солдат не был наказан. Когда учеба завершилась, солдатам дали отдохнуть, а офицеры собрались в круг перед батальоном, тогда я взял и поцеловал руку брата, смутив его такой неожиданной выходкой».
А вот более поздний рассказ Матвея Муравьева-Апостола, записанный самим Львом Толстым и превращенный им в статью «Стыдно!», которая объясняет, почему солдаты буквально боготворили Сергея Ивановича и были готовы даже умереть за него: «Одна из рот командиров Семеновского полка, встретившись однажды с Сергеем Муравьевым, одним из лучших людей своего, да и любого, времени, рассказал ему об одном из своих солдат, воре и пьянице, говоря, что такого солдата ничем нельзя усмирить, кроме розог. Сергей Иванович не согласился с ним и предложил взять этого солдата в свою роту. Перевод состоялся, и тот солдат в первые дни украл у товарища сапоги, пропил их и устроил драку. Сергей Иванович собрал роту и, вызвав перед фронтом солдата, сказал ему: «Ты знаешь, что у меня в роте не бьют солдат, и я тебя не буду наказывать. За украденные тобой сапоги я заплачу свои деньги, но прошу тебя, не для себя, а для тебя самого, подумай о своей жизни и измени ее». Сделав дружеское замечание солдату, Сергей Иванович отпустил его. Солдат снова напился и подрался. И опять командир не наказал его, но только предупредил: «Еще больше причинишь вреда самому себе; если же ты исправишься, то самому же тебе станет лучше. Поэтому прошу тебя больше не делать таких вещей». Солдат был так поражен этим новым для него поведением, что полностью изменился и стал образцовым».
ВСПЫШКА ЧЕТВЕРТАЯ
За «либерализм» относительно солдат, который всесильный тогда Аракчеев терпеть не желал, Сергея Муравьева-Апостол уволили из гвардии и отправили служить в действующую армию на Украину в части Полтавского, впоследствии — Черниговского полка. Все, что мы знаем о нашем герое, свидетельствует: тот факт, что он стал одним из руководителей Южного общества декабристов (его смело можно назвать «Украинским»), никак не может быть случайностью (а вообще в первых, «протодекабристских» обществах, наподобие «Союза спасения», Муравьев-Апостол принимал участие с 1816 года). Какими были его взгляды в те годы? Вот запись одного из собраний декабристов, Киев, 1822 год (центрами движения были Тульчин на Виннитчине, Каменка на Черкасщине и Васильков, где в Черниговском полку в звании подполковника служил наш герой): Пестель, полковник, председатель собрания: «Спрашиваю у собравшихся, согласны ли вы на внедрение республики в России?». Ответ: «Да!» Пестель объясняет, как все будет происходить: «Начнет Петербург, потому что там «сосредоточение всей власти», мы на Юге поддержим удар, берем под контроль ряд губерний, корпуса, и — дело сделано!». Сергей Муравьев-Апостол отрицает: «Не ожидать удобных обстоятельств, а пытаться самостоятельно создать их, то есть не надеяться на Петербург, а самим начинать». У этого человека слова не расходились с делами.
ВСПЫШКА ПОСЛЕДНЯЯ
Восстание Черниговского полка под Васильковом 30 декабря 1825 — 3 января 1826 года не так известно в истории, как выступление Северного общества в Петербурге. Это не совсем справедливо. Возглавлял восстание подполковник Сергей Муравьев-Апостол. Большинство полка не поддержало «мятежников». Солдаты были готовы до последней капли крови защищать своего тяжело раненного снарядом подполковника. Сергей Иванович сказал им: «Оставьте меня. Вы должны жить!». Приговор николаевского суда был такой: четвертование, которое потом заменили на казнь через повешение. Сергей Иванович Муравьев-Апостол был казнен на рассвете 13 июля 1826 года вместе с четырьмя товарищами. Он, а также Рылеев сорвались с виселицы из-за гнилой веревки; но, в нарушение всех обычаев и правил, их не помиловали, а повесили повторно («Несчастная Россия: и казнить как следует не умеют», — воскликнул Рылеев, по другим данным, наш герой). Сергею Ивановичу не исполнилось и 30 лет. Друзья, офицеры и солдаты называли его «Апостол Сергей»...
Игорь СЮНДЮКОВ, «День»
Письмо Сергея Муравьева-Апостола, написанное отцу из Зимнего дворца в Петербурге после свидания с императором Николаем I
Мой дорогой и добрый папа. Сам император был так добр, что разрешил мне писать вам, и я благословляю его доброту от всего сердца: ибо он дал мне средство, о котором я взывал всеми силами - и, конечно, без него искал бы тщетно, - на коленях просить у вас прощения за все горе, которое я вам причинил в только что прошедшую печальную эпоху. Поверьте мне, мой дорогой папа, мое сердце каждый раз сжимается, когда я мысленно останавливаюсь на тех тревогах и глубоком горе, которые вы должны чувствовать; но, по милости вашей, простите меня, не отказывайте в этой просьбе сыну, который к вам обращает сердце, исполненное раскаяния и который еще полагается на снисхождение отца, даже когда он потерял всякое право на снисхождение других. Мой бедный брат Матвей достойнее меня, так как он лишь последовал за мной в предприятии, которого не одобрял, единственно чтобы не отделять своей судьбы от моей. Я вам это утверждаю, мой дорогой папа, ибо это правда: все поведение Матвея было лишь непрерывным дружеским самопожертвованием, и мне сладостно иметь возможность еще раз лучше ознакомить вас со всей чистотой его характера. Я особенно прошу прощения у матушки. Я не принес ей ничего, кроме горя в ответ на ту любовь, которую она всегда мне дарила, и на ее доброту ко всем нам. Я клянусь однако, что был бы счастлив, если бы жизнь открыла мне возможность доказать не только словами свою преданность и благодарность, которые я не перестану испытывать к ней. Также прошу прощения у моих добрых Катерины и Бибикова; я им благодарен за их постоянные дружеские чувства ко мне, и я прошу Бога от всего сердца защитить их и их детей. Я обращаюсь с той же просьбой и пожеланиями о моих добрых Аннете и Елене; крепко обнимаю также моих дорогих Дунюшку, Лизыньку (в тексте по-русски: Дунюшка, Лизынька – Р.Д.) и Васеньку (в тексте – Wassinka – Р.Д.), в которых вы найдете, мой дорогой и превосходный папа, все утешения, которые вы должны были бы найти в нас. Мне необходимо, мой дорогой папа, чтобы вы меня уверили в вашем прощении, чтобы вы мне сказали, что вы не отказываете мне в вашем благословении: эта уверенность даст мне силы выдержать мою судьбу, какой бы она ни была. Позвольте мне просить вас также сохранить на память обо мне перстень, который я носил и который сейчас находится среди моих вещей. Я уверен, что вам не откажутся его выдать по вашей просьбе. Этот перстень мне подарил Матвей * (в этом месте примечание Матвея по-французски: «этот перстень я вновь увидел на руке у Базиля – то есть у того самого Васеньки – прим.Р.Д. - в Москве в 1857 году, он отказался мне его отдать…») и он не покидал меня в течение пяти лет. Пусть он вам напоминает, мой дорогой и добрый папа, сына, которым вы когда-то гордились, который принес вам много горя, и который на коленях умоляет о прощении, заверяя вас, что никогда, несмотря на все, он не оставлял глубочайшей любви и уважения к вам. Целую вам руки. Ваш покорный сын Сергей Муравьев-Апостол.
21 января 1826.
P.S. Я осмеливаюсь поручить вашим заботам, мой дорогой папа, двух маленьких сирот, которых я усыновил и которые находятся сейчас в Хомутце (Хомутецъ – написано по-русски – Р.Д.) Их метрики о крещении и другие бумаги должны быть там же. Один из них болен – у него золотушная опухоль на колене, для которой врачи давно мне советовали Кавказские воды. Они найдут в вас, мой дорогой папа, защитника, который будет им полезнее меня. Также поручаю вашей доброте своих слуг.
Еще одна просьба, мой дорогой папа: попросите о разрешении послать мне Евангелие, и если вашу просьбу удовлетворят, напишите вашей рукой на первом листке, что вы меня простили и даете мне ваше благословение. ** (в этом месте примечание Матвея по-французски: «Люди, принадлежавшие к Тайному обществу, которых привезли из провинции в Петербург, представали перед Николаем, который на словах передавал мне – как, кажется, и моему брату, судя по последнему параграфу этого письма, - что мой отец меня проклял. Зная своего отца так, как я его знаю, я не поверил этим словам») Эта книга будет мне свидетельством вашего прощения здесь и надеждой на прощение свыше, будет единственным утешением, и я с ней не разлучусь более.